Эти безумные голубые глаза никогда не осматривают собеседника во время разговора. Этот льдяный взгляд уперт точно в очи партнера. Глаза в глаза.

Интимная близость – только кожа к коже. И все так же – глаза в глаза.
И никогда это голубая бездна не смягчится при разговоре. Она смотри в упор, изучающе, странно, скептично. Сознание ежится под этими пристальными глазами, теряется в ощущениях при столь откровенно величии во взгляде.
Темные сапфиры смотрят колко, пугающе и, в то же время, завораживающе.
Взгляд сумасшедшего, пронизывающий насквозь. Знающие все, видящие невидимое. Зрачки заволакивает, пеленает мутная молочная дымка тягучей боли. Вкрапления тоски и тревоги в темных радужках, жесткое безразличие и тяжкая тоска.
Под взглядом этих сумасшедших диких глаз становится неуютно, страшно больно. Глаза, познавшие страх измены и горечь потерь.

В стену впечатываются уже сбитые кулаки с кровоточащими костяшками. Еще раз, снова и снова. Безумство, плескающееся на дне глубокой синевы глаз, вспыхивает странным пламенем и затухает, припорошенное пеплом. Веет смрадом, безысходностью. Костяшки стираются в крошку, ожесточенно взрезаясь в бетонную стену. Кровь уже размазана по обоям; ему все равно, что подумают соседи. Ему нужна физическая боль, чтобы заглушить ту, которая гораздо сильнее – душевную. Хрящи и мышцы играют свою незамысловатую игру на истерзанных руках.
Хрустальная капля скатывается по щеке безумного, впервые за три года, проведенные дома. После психиатрической лечебницы, после десяти лет нескончаемых процедур, страха и боли. А ведь он обещал, обещал отцу, учителю и доктору. Он обещал не доводить до слез. И что – грош цена словам? Глупости.
Слезы хлынули с новой силой, а парень, оперевшись кулаками в стену, упал на колени, судорожно вдыхая воздух и пытаясь сдержать истерику. Глупый, совсем еще глупый. Ведь лучше выплакаться и дать волю чувствам, нежели копить это все в себе.
Мокрые дорожки прочерчивают путь по щекам, исполосованным шрамами. Из горла рвутся надрывные рыдания, а затем и громкое: «За что?!»

Безумного пленили другие глаза – обсидиановые омуты, мягкий взгляд и безоблачное ночное небо в глубине этого взгляда.
Умоляющие остаться, просящие о любви и нежности. Эти глаза её никогда не видели, но им удалось сохранить ту детскую непосредственность. Ночное небо на дне эбонитовых озер было залито пепельным светом звезд, эти глаза видели многое: страх дворовых передряг, ужас смертей близких, ломки от недостатка наркотиков. Но ведь они смогли сохранить нежность, так неловко утерянную где-то на перекрестке детства.
Искристые глаза всегда улыбались, собирая вокруг себя маленькие морщинки, так похожие на утиные лапки. Взгляд был устремлен прямо, не читалось в нем вызова или надменности. Чистота, невинность. Скажите, обладатель этих глаз должен был умирать?

Голубые омуты всегда оживали, когда эбонитовые очи встречались с ними. Пропадала эта, необходимая с другими, скованность во взгляде. Была любовь, которую нельзя было передать посредством слов. Это было интимное воссоединение двух противоположностей. Они всегда были одни, но, повстречав друг друга, стали не одиноки.
Умирал владелец мягкого взгляда очень тяжело. Не было возможности помочь, не было сил на то, чтобы сказать об этом. Черные глаза постепенно тускнели, лунный свет оседал, превращаясь в пепел. В сгоревшие угольки, теперь уже не способные смотреть с той открытостью, как раньше. Теперь в них читалась беззлобная обида, досада на себя за то, что не смог уберечь сердце, хрупкое сердце, порученное на хранение.
Только эти глаза могли прочесть в синих безднах боль и тягостное бремя, которое несли в душе, утаивая от посторонних. Только эти глаза лишь своей любовью могли успокоить бурю, поднимающуюся в сапфировых глаза. И только они разглядели в черством нелюдимом пареньке трепетную сущность, требующую такой же ласки.
Голубые омуты были столь же потерянными, они не знали. Чего ожидать, что должно случиться. Они послушно ждали развязки. Ждали, подсознательно знаю, что она будет отнюдь не в их пользу.

Когда темные, потухшие глаза закрылись навсегда, мир потерял для голубоглазого смысл. Потерял краски и жизненную энергию. Мир стал прострацией, в которой все идет по алгоритму. И любовь ушла вместе с этими обсидиановыми безднами, припорошенными первым снегом…