Он снова меня наказывал. Что это было? На этот раз – точно не цепь… Что-то вроде короткого хлыста, со свистом рассекающего воздух каждый раз, когда он заносил руку и опускал её. Стоя на коленях, упершись руками в каменный пол, я мог только стискивать зубы и терпеть обрушивающиеся на обнажённую спину удары. Ещё несколькими шрамами станет больше.
Я провинился. Я разговаривал слишком непочтительно, а значит – наказание неминуемо. Уход от ответа на прямо поставленный вопрос – это проявление неуважения. А он не из тех, кто будет терпеть подобное с собой обращение. Мы, всё же, не первый день знакомы… Очередной удар. Он злится, что я не кричу – я слишком привык к боли, чтобы такие слабые удары смогли меня пронять. Что с ним сегодня? Он жалеет меня? Зачем, не стоит… Я заслужил. По спине текут тонкие, тёплые струйки крови, капают на белый пол. Следующий удар всё же заставляет меня вскрикнуть – он никогда не отличался особым терпением, и бьёт уже не сдерживаясь. Даже не глядя на него сейчас, я могу с уверенностью сказать – по его лицу расползается широкая, довольная улыбка. Ему нравится причинять мне боль… Вы думаете, что для меня это – наказание, Нноитора-сама?.. То, что вы обратили на меня внимание, что тратите на меня своё драгоценное время?.. То, что так или иначе – вы прикасаетесь ко мне?.. Даже эта боль, заставляющая сейчас вздрагивать и кричать, жмуря глаза, кусая губы – это счастье… — Убирайся. Молча поднявшись на ноги, я поклонился ему и пошёл прочь. Только покорность. Беспрекословное подчинение любому приказу, каким бы безумным он ни был, вот и всё что от меня требуется. Забудешь – тебе напомнят о том, кто ты и где твоё место, и снова всё сначала. Идя по коридору Лас Ночес к своей комнате, я всегда держу голову высоко поднятой. Многие оборачиваются, когда я прохожу мимо, многие кидают сочувственные взгляды. Быть фрассьоном Квинты – как это ужасно, бедный Тесла, и как он только выдерживает это… Вот что читается на их лицах. Даже такие сволочи, как Нумеросы, жалеют меня. Куда им понять… Вся спина исполосована безжалостным хлыстом, на ней, кажется, ни одного живого места нет. Немного противно чувствовать, как гемоглобиновая взвесь с привкусом железа стекает вниз по изодранной в клочья коже, всё остальное терпеть можно. В комнате поспешно скидываю с себя остатки одежды и сразу же иду в душ. Остаётся только надеяться на то, что никто – и главное он! – не заметили, что я… снова… Я снова возбудился во время наказания. Прохладная вода заставляет недовольно морщиться, когда попадает на свежие раны. Я упёрся одной рукой в стену, подставив тугим струям затылок и плечи. Шрамы скоро заживут, и он снова сможет уродовать меня, как ему понравится. Я мазохист. Немного странно узнавать нечто подобное про самого себя. В принципе, ничего такого – я знал это и раньше, просто не решался облечь мысль в слова. Как иначе, по-вашему, я смог бы так долго оставаться фрассьоном Нноиторы-сама?.. Мне должно быть холодно – но мне жарко, щёки горят. Я не могу быть с ним, я не могу сказать ему о том, что я к нему испытываю. Потому что я всё-таки не хочу умирать… Не хочу умирать так глупо – всё-таки лучше приносить хоть какую-то пользу. Всё хорошо, пока есть моя собственная комната и отдельная душевая – снять напряжение я могу и сам… — Мммм... Нноитора-сама… — закусив губы, я пытался давить рвущиеся из груди стоны. Стоит только закрыть глаза – и передо мной его образ, словно выжженный на обратной поверхности век. Жестокий, несдержанный психопат с замашками заядлого садиста, которому абсолютно не нужен повод, чтобы распустить руки. Тот, кого я хочу. Тот, ради кого я всё отдать готов. Идиотская мечта – умереть за кого-то?.. Может, и идиотская, но если речь идёт о нём, то мне не жаль ничего. Я существую только ради того, чтобы выполнять его приказы. И плевать мне на Айзена-ками-сама. И на остальных Самих. Двигая рукой всё быстрее и быстрее, я только сильнее вжимался лбом в сгиб локтя. На языке почувствовался привкус крови – я, кажется, прокусил губу. Всё, предел… — Нноитора-сама!.. Обессиленный, я прижался к стене, тяжело дыша. И тут же в полнейшем ужасе осознал, что на сей раз я здесь не один. В проёме распахнутой настежь двери стоял он собственной персоной и с широкой улыбкой наблюдал за мной, совершенно открыто разглядывал меня. — Как мило, — елейным голосом сказал он, а я почувствовал, как накрывает волна стыдливого жара, как снова вспыхивают щёки. Я даже не мог поднять на него взгляд. В два шага он оказался рядом со мной, выключил воду и, схватив зе шею, вздёрнул на ноги. В следующий миг я оказался бы впечатанным лицом в стену, если бы не успел выставить руку. – А мне понравилось, Тесла… Длинные пальцы скользнули по кровоточащим полосам, и я невольно зашипел, пытаясь отстраниться. Он довольно хмыкнул и, вопреки всем ожиданиям, убрал руку. — Нноитора-сама, что… — Заткнись, щенок, тебе не давали права слова. Послушно молчу – я снова забылся, простите, Нноитора-сама. Я не стал оглядываться, покорно ожидая чего-то. Я усвоил сегодняшний урок – пусть ненадолго, пусть скоро снова начну нарываться на неприятности. Почти сознательно. Услышав шорох падающей на мокрый, кафельный пол одежды, я едва сдержал желание обернуться. Что-то внутри оборвалось – не может быть… Его пальцы сжались на моих бёдрах, сильно, так, что завтра точно останутся синяки – очередная его метка на моём теле. — Страшно? – прошипел он, касаясь губами моего уха. – Чего же ты боишься? Не ты ли сам этого хотел, Тесла?.. А действительно. Ведь я всегда хотел именно этого. Его – такого, каков он есть. Почему же тогда так страшно – сейчас, когда то, о чём мечтал так долго, вот-вот должно случиться? Откуда это ощущение неправильности происходящего? Откуда страх, в конце концов?.. Всё не так… Всё должно быть по-другому!.. Ты просишь слишком многого, Тесла. Больно! Вцепляюсь зубами в запястье, чтобы не закричать, сильно сжимая челюсти. Снова кровь – снова моя. Ками, а я думал, что готов терпеть любую боль… — Кричи, Тесла, кричи! – приказывает он, и я почти вижу, как он хищно облизывает тонкие губы. – Так громко, как только сможешь… Он двигает бёдрами вперёд, и я чувствую, как вместе с новым приступом дикой боли он проталкивается глубже в меня. Послушно размыкаю челюсти и кричу, не узнавая свой собственный голос, почти срывая его. Завтра, вместе со всем телом, болеть будет ещё и горло… Резкие, сильные толчки в быстром, рваном ритме. Боль – раздирающая, дикая боль… Я знал, что если это будет с ним, то это будет – именно так… Он любит причинять мне боль. Сильнее он любит только сражаться. Сбитое, тяжёлое дыхание, опаляющее кожу на шее, вжимающий в стену вес Квинты – упирающиеся в белый кафель руки трясутся, и мне всё кажется, что я вот-вот ткнусь в него лицом. — Нноитора-сама… Я на пределе… Я больше не могу сдерживаться… Чувствую, как по щеке медленно катится капля. Она слишком горячая, чтобы быть водой. Я что, плачу? И почему голос дрожит?.. — Нноитора-сама!.. И в этот же момент я слышу тихий стон – моё имя. «Тесла»… Произнесённое его губами. Тяжело дыша, прижимаясь лбом к прохладной стене, чувствую, как он выскальзывает из меня. Ксо… Завтра придётся хорошо постараться, чтобы не хромать заметно. Он резко разворачивает меня к себе лицом, схватив за плечи – длинные, светлые пальцы, очень цепкие, держат мёртвой хваткой. Я жду, что он что-то скажет, но он молчит. Как будто ждёт чего-то от меня. — Это… наказание? Или наоборот?.. – тихо спрашиваю я, спустя некоторое время, опуская взгляд. — А что это для тебя? — Поощрение… — Значит, если будешь послушной куклой – поощрять буду чаще, — он усмехается, быстро прижавшись губами к уголку моих губ, поспешно поднимает мокрые шаровары с пола и удаляется. Медленно сползаю по стене, сдирая только-только образовавшиеся коросты – на мне всё быстро заживает. Специально, видимо, так устроено – чтобы он снова мог уродовать моё тело, как ему вздумается… Закрываю лицо ладонью и тихо, беспомощно и почти обречённо смеюсь. А сердце в груди колотится, как сумасшедшее – вот-вот разнесёт клетку из хрупких, по сути, рёбер. Бойся своих желаний, глупая мышца. Мечты имеют свойство сбываться.
